Давайте представим себе без преувеличения анекдотическую ситуацию, в которой водитель, выезжая на маршрут, получает такое, например, задание: «Вы должны за время работы соблюсти следующие пункты правила дорожного движения…». И — перечень пунктов…
И ни слова о цели поездки, куда или откуда, что или кого перевезти, доставить…
Очевидно, что дорожное движение существует в мире человека не для соблюдения ПДД, у него есть иная социальная функция (при всем моем глубочайшем уважении к правилам дорожного движения, без которых исполнение этой главной социальной функции просто не осуществимо)…
А теперь давайте по аналогии представим себе ситуацию, в которой кто-то из нас с вами, готовясь к выступлению или написанию текста, говорит себе: «Так, я должен обязательно соблюсти нормы произношения безударных гласных в первом предударном слоге или нормы правописания безударных гласных в корне…». При всем моем — с молоком матери (как рожденном в семье профессоров-русистов) усвоенном — почтении к орфографическим и орфоэпическим нормам мне очевидно, что мы участвуем в социальном взаимовоздействии, которое мы застенчиво именуем коммуникацией, не для соблюдения норм русского литературного языка.
И точно так же, как успех поездки связан с доставкой чего-то или кого-то в нужный пункт, так и успех моего текстового воздействия на собеседника не сводим исключительно к соблюдению упомянутых норм, а зависит от того, сумел ли я убедить собеседника в чем-то, что мне кажется верным.
Я пишу это для того, чтобы обсудить вопрос о том, не слишком ли мы упрощаем проблему защиты русского языка, сводя эту защиту исключительно или преимущественно к обеспечению соблюдения его норм?
Тем более, что русскому языку (подчеркну именно языку, а не речи, о которой разговор особый) ничего не угрожает: он надежно защищен самим существованием многомиллионной армии носителей, живущих в великой державе — России — и за ее пределами.
Язык — это арсенал, конструктор, кладовая, сокровищница, из которой каждый из нас — в меру своего уровня образования, культуры, социальной зрелости, уровня владения языком — черпает срЕдства, из которых он строит свою речь. А еще точнее — свои тексты, устные и письменные. Все мы с вами текстостроители, именно с их помощью мы влияем на собеседника, который в ответ воздействует на нас.
Так что если и есть от кого защищать наш с вами русский язык, то только от нас же с вами, которые из богатейшей сокровищницы великого и могучего — и это не штамп — русского языка, выбирают то, что каждому соразмерно…
Наша речь, наши тексты таковы, каковы мы с вами. Язык тут не виноват.
Если у человека возникает позыв назвать учебное учреждение «домом детской коллаборации», а у другого иное нечто — «предуниверсарием», то защищать от них нужно нас с вами. Понятно, что если язык счел возможным заимствовать какое-то слово для какой-то профессиональной группы, то помешать ему мы не сможем. Но вот держать этот профессионализм «при себе», то есть в рамках своего профессионального же круга, заставить можно и нужно. И дело это очень нужное и богоугодное. Надпись «Schaschlyk» на шашлычной в русском городе – несомненный позор, в котором виноват не язык, а люди, которые его используют. Недавний достаточно забавный пример из личного опыта, когда в меню отличного ресторана наткнулся на раздел «Соуса»… Позор! На кухне говорить так можно, наверное, но со мной — не надо.
Чуть не сбился на то, против чего собрался бунтовать. Нет, надо держаться, хотя оппонент очень силен. И это не какие-то внешние враги, которые навязали нам такое видение (хотя думать так очень соблазнительно). Это — следствие той научной парадигмы, которая доминирует в современной русистике.
Глупо и преступно отрицать насущную необходимость правильности нашей речи (и дорожного движения). Но не ради соблюдения норм мы говорим и пишем. У речи иная функция: речь обеспечивает нам возможность соучастия в непрерывном социальном взаимовоздействии, которое происходит в самых разных ситуациях с самыми разными собеседниками. Надо отдать должное без преувеличения великому и могучему русскому языку: он истово выполняет свой долг и дает говорящему и пишущему возможность выбора из безграничного набора средств выражения наших мыслей. Но ЧТО мы выбираем зависит только от нас.
Не разобрать слово, а выбирать слова!! Вот чему мы должны учить в школе (я всегда с ужасом смотрю на требования уметь разбирать языковые единицы: но мы же не разбираем наши автомобили вместо езды на них).
Поэтому мы должны относиться к правильности и чистоте нашей речи (не языка!) не как к цели, а как с средству. И тогда наше праведное стремление защищать наш великий язык обретет более полное и адекватное содержание.
Нет на все случаи и на все ситуации единожды правильной правильности: меня поразила история, случившаяся с беспилотным автомобилем, который наехал на пешехода. У него была возможность избежать наезда, выехав на тротуар. Но в его навсегда заданной правильности не было такого варианта поведения.
И находясь на ЛБС, я вряд ли буду литературен!!! В реальной речи может быть использован предельно широкий спектр языковых средств. Это надо осознавать и этому нужно учить.
Да! Учить переводу с русского на русский! Это и есть знание языка.
Итак, я не против правильности речи. Я за более глубокое осознание того, что от нас требует жизнь в благородном деле защиты нашего великого языка. И за более критическое отношение к мифам: мифы удобны, они способны оказывать мощное седативное воздействие… Но они не работают так, как нам сегодня надо.
Наше героическое время — это время ломки уютных парадигм. Кто мог представить до 2022 года, каковы на самом деле будут современные нам боевые действия с обилием БПЛА в воздухе и на воде? А ведь кто-то наверняка об этом говорил. Но … не был услышан…
Ссылка на публикацию статьи в «Литературной газете»
https://lgz.ru/article/etyud-o-zashchite/
